Томная пауза

Аннотация: Николая Романова не видали?

Весна в Тимирязевском парке прошла не как обычно. Была в ней не яркая радость сока и ветра, а странная зыбкость, будто кто-то что-то выдохнул — но вдохнуть забыл.

И это чувствовали не только люди.

Белки, обычно скрытные и молниеносные, теперь устраивали массовые демонстрации на детских площадках. По шесть-восемь штук вываливались прямо на асфальтовые дорожки, с глумливыми и хитроватыми мордочками, будто говорили: «во славу Иисуса, отдайте ваши орехи! немедленно!» Некоторые, особо нахальные, таскали кусочки хлеба прямо из рук у пенсионеров и нагло цокали от удовольствия.

Совы устроили настоящий захват скамеек. На одной из них, возле западной аллеи, целая стая из восьми сов сидела в ряд, будто в театре. Одна держала в когтях кем-то забытую газету «Вечерняя Москва», другие, наклонив головы вбок, будто изучали кроссворд. Самый старый филин с лицом старшеклассника в депрессии изредка тихо ухал и покачивал лапкой, точно дирижёр, уставший от хора.

Из чащи на тропу однажды вышли четыре бобра. Ужасно толстые, со смешными боками и вредными глазами, они шли по двуногому — неуклюже, но с достоинством. Один нес в зубах шишку. Они свернули к пруду, покачивая мокрыми задницами. Старушка на скамейке охнула и перекрестилась.

Стая голубей, сидевшая на памятнике Менделееву, вдруг взмыла, когда Валера — местный фрик-пророк с сальными пшеничными кудрями и перекошенным от хитровыебанности лицом с сигареткой под губой, косплеящий кого-то между профессором Люпином из Гарри Поттера, Игорем Вихорьковым и сельским сатанистом — вошёл в парк. Он был в жирном черном бомбере, столетней давности штанах и толстовке с надписью «METRO 2023». За спиной болталась табличка «74 РЕГИОН».

Сначала он просто стоял у ели, шептал:

— Он ушёл… но пойдёт дождь из семени, прими мою глину. Я твой нареченный блядский алхимик из Гоэтии!

А потом, при людях, вальяжно снял штаны. Подошёл к берёзе, присел и заорал фальцетом, глядя в небо:

— Это ритуал высвобождения анального доминального карлика! Я сру во имя Николая, наместника леса, из похоти червя, меча в ганглии, моего тёмного гения!

Мимо проходила мать с ребёнком. Валера напрягся и, орошая землю из двух дыр, махнул пальцем:

— Мальчик, освяти взором мои яйца!

Он выдавил последнее, выпрямился, не вытираясь, нарисовал палочкой круг вокруг кучи, мерзко нашептывая:

— Теперь он знает, где я.

Одна секунда, он испарился в зарослях, оставив тяжёлую тишину. Мальчик брякнулся в обморок. Даже белки отскочили.

Люди в парке перестали смеяться. Слишком долго Николай не показывался. Это тревожило. Все знали: в Тимирязевском лесу тишина — это предвестник.

Некоторые говорили, что он уязвлён. Кто-то (атлет, бегун, легенда) смог отбить его как котлету. Слухи были разные. Но даже среди тех, кто считал Николая не более чем городским мифом, начали подмечать странности.

Лес затих. Тень от елей казалась гуще, даже днём. Запах весны вблизи чащи менялся — становился влажным, телесным, будто кто-то где-то недалеко под кустом...

Дежурный охранник у южного входа однажды сказал:

— Белки, брат, как люди стали. Смотрят в глаза. И будто ждут чего-то.

И добавил:

— И ещё... совы на скамейках как депутаты. Только молчат и всё знают.

А в самой глубине, куда никто не ходил — даже собаки не бегали, — воздух дрожал. В яме, где сгнившие корни обвивали друг друга, как змеи, в тени бурого гриба что-то зловеще пульсировало.

Он был там. Выжидал. Намного укромнее, чем раньше. Намного грязнее.