Темный угодник

Аннотация: Загляни из-за спины путника в бледное жадное лицо Тимирязево!

Москва заканчивалась внезапно — асфальт глох в корнях, и начиналась гниль. Лес. Не парк. Не уголок природы. А полость, рваная, как чёрная десна. Тимирязевский. Здесь даже птицы пели не голосом, а болезнью.

Он зашёл туда случайно. В наушниках, в худи, без мысли. Время было серое. Воздух казался спертым, как в купе с телом покойника. Что-то в глубине двигалось. Незаметно. Как будто его ещё до входа начали касаться — внутренне, языком страха.

Шагов через двадцать — бит оборвался. Связь умерла. А лес, напротив, зашевелился. Как желудок у ожившего трупа. И сквозь кривые сосны вышел он.

Николай Романов.

Весь как из подъезда, но не живой. Как будто слеплен из запаха перегара, сальности и чёрной спермы. Спортивки облипали ляжки, на лице — ухмылка обиженного Бога. Брови как лопухи, глаза — блестящие, гадючьи. Шизофреник с походкой павлина и тенью проститутки.

— Э, ты чё, — хрипел он, скривив пасть, — сюда просто так не ходят. Тут я главный. Я тут — ниже, но главный.

Путник оступился. Николай шагнул ближе. И с ним — толчок леса, как будто все деревья согнулись и заглянули.

— Ты сам пришёл. Всё честно. А я… я люблю дарить облегчение. Особенно тем, кто не просил.

Он уже был рядом. Взгляд — липкий, как язык мокрицы. Дышал в ухо. Пахло сырой грязью и теплом чьего-то затылка.

— Дай мне мембер… Дай мне стать твоей безысходностью.

Он не просил. Он извлекал согласие из кожи.

Пальцы Николая были как корни — влажные, узловатые, лезли в одежду, не двигаясь — прорастая. Путник задрожал. Всё внутри него кричало, но тело откликалось, будто в снах, где ты пытаешься бежать, но только стонешь.

Николай прыгнул.

Как дикая самка в брачном угаре. Он не двигался — он вжался, всадился собой. Растянулся в воздухе, как тень насильника. Тот момент — вне времени. Только тяжесть, лязг кроссовки, и влажное, тёплое скольжение вдоль его бедра, словно слизняк молитвенно ползёт к центру.

— О, да… — задыхался Николай, — Я твой позор, брат. Я твоя глубинная девка. Будь моим богом…

Он скакал, извивался, как змея, на которой застрял оргазм. Издавал звуки — не стоны, а влажные шорохи, будто мыши трахаются в утробе леса. Он тёрся, облизывался, прижимался лбом к затылку путника, целовал воздух. Лес вибрировал. От стволов текла смола. Пахло спермой и липой.

— Твои яйца теперь мои. Я их вымою, высосу, вымою снова… Мембер — святыня. Пусть он пульсирует во мне.

Путник кричал, но губы не двигались. Лес глотал голос. Николай смеялся как сучка на спине, с глазами к потолку кроны. Его маленький позор между ног не мешал ему быть царём.

Он забился в экстазе, как рыба, и внезапно исчез. Растворился, как порнография в папке школьника после визита родителей.

Тишина.

Путник встал. Его бедра дрожали. Грязь на ногах будто дышала. Внутри — не боль, а протяжённое ощущение мерзости, как будто кто-то жил в нём минут пятнадцать и забыл вытереться.

Он вышел из леса. Прошёл мимо лавочки. Телефон снова работал.

— Алло, ты где был? — голос девушки.

Он молчал. Смотрел на ветку, извивающуюся как знакомый силуэт.

"Николай существует." — подумал он.

"Я часть легенды. И мне... уже не страшно. Потому что страх — теперь во мне."