Забытый алтарь

Аннотация: Кого сегодня обслужит гнилой грехослужитель?

Прошло пятнадцать лет. Мужчина по имени Игорь вернулся в Москву. Когда-то они с отцом жарили шашлыки в одной глухой части Тимирязевского леса, куда вели бетонные плиты, поросшие мхом. Детство прошло, отец умер, но память оставалась. Игорь решил вновь сходить туда — один, под вечер.

Он шёл среди деревьев, по следам прошлого. Всё заросло. Место едва угадывалось. Но он узнал плиту. Там всё и было. Он разложил угли, замариновал мясо, включил музыку на телефоне. Пахло чесноком, дымом и... немного чем-то болотным.

Он съел мясо. Вино размягчило мысли. Он задремал.

Проснулся от холода. Солнце село. Лес стал... другим. Чернее, плотнее. Ветви — как когти. Мясо источало трупный запах. Он поднялся, шатаясь. И — услышал его голос.

— Возвращение блудного сына... Как сладостно, как кисломолочно-свято, — прошелестело между деревьями. — Снова ты пришёл, чтобы я испил из твоего леонида.

Из темноты вышел он. Николай. Величественный, жирный, зловещий. На нём — черный камзол, блестящая пряжка, мушкет на поясе, но откуда? Его кожа — венозная, как сеть на теле утопленника. Его глаза — безумны. Волосы липли к вискам. Под ним стонала земля.

Игорь отступил. Но Николай уже рядом:

— Память твоя — ключ. Ты помнишь меня, хотя никогда не встречал. Я в тебе был всегда. Под кожей. В яичках. В червях твоей ночной похоти.

Он схватил Игоря за запястья. Тот взвизгнул. Но бежать не мог. Тело... слушалось Николая.

— Каков у тебя ганс, дитя мяса? Дай вкусить его, как в полночь пьют святцы!

Он сдёрнул штаны, обнюхал пах, захохотал:

— Сперма твоя давно жаждала исповеди. Пусть же мой рот станет церковью. И да будет оргазм твой молитвой.

Сцена длилась, как эпидемия. Николай причмокивал, изрыгал архаизмы:

— О семя твёрдое, как пасхальный персик! О меч, направляющий к вратам мрака!

Он рыдал от восторга, прижимаясь к члену Игоря, словно к утраченной реликвии. А тот — стоял. Не мог иначе. Николай шептал:

— Леонид твой — перо, а я чернильница. Пиши на мне, плебей.

Игорь кончил. С громом. Николай с жадностью принял, как святую воду:

— Да, вот она... глина моя. Благословенная.

Всё стихло. Николай исчез. Лес остался — другой. Живой. Игорь шёл обратно, шатаясь. Его яйца ныли. В голове гудело. Но он помнил.

Место стало святым. Или проклятым. А может — и тем, и другим.